Литературная таверна или «Кормушка бедного Луидора»

Rivi

Хэй-хо, эй, ты, проныра! Устал, путник? Тебя подзаебали долгие споры и сопливые обсуждения? Ты - начитанный человек, у тебя присутствует литературный багаж и ты хотел бы поделиться им с охуенными ребятами? Да? Тогда добро пожаловать в таверну «Кормушка бедного Луидора». Садись, выпьем по чарке вина, или может быть эля? Спрашиваешь, чем здесь можно заняться? А все просто - в левой колонке певучие барды ведут теплые беседы и растягивают поэтические мотивы, то бишь, выкладываем понравившийся стих; В правой колонке уставшие латники и старые разбойники приобщаются к теплой атмосфере и травят интересные байки, то бишь, выкладываем понравившиеся цитаты любимых или не очень авторов.

Stille Volk - In taberna
Во кабацком сидя чине,
Мы не мыслим о кручине,
А печемся лишь о зерни,
Чей приют у нас в таверне.
Что за жизнь в кабацкой келье,
Где на грош идет веселье, —
Если спросите об этом,
Удостою вас ответом.

Здесь играют, выпивают,
Здесь и песню запевают;
А за кости кто присядет —
Тот не всяк с судьбою сладит.
Тот найдет себе одежу,
Тот оденется в рогожу,
Не пугает нас кончина,
Есть покуда зернь и вина.

Бросим кости наудачу,
Чтобы стать вином богаче:
Выпьем раз за тех кто узник,
Два — за тех, кто нам союзник,
Три, четыре — за крещеных,
Пять — за девок совращенных,
Шесть — за праведных покойников
Семь — за всех лесных разбойников,

Восемь пьем за братьев блудных,
Девять — за скитальцев трудных,
Десять пьем за тех, кто в море,
Дальше пьем за тех, кто в ссоре,
Дальше пьем за бедных кающихся,
В путь-дорогу отправляющихся,
А за кесаря и папу
Пьем без счета, снявши шляпу.

Пьет хозяин, пьет хозяйка,
Пьет и братия, и шайка,
Пьет и овый, пьет и оный,
Пьет невежда, пьет ученый,
Пьет монах и рыцарь тоже,
Пьет епископ и вельможа,
Пьет и трезвый, и пьянчужка,
Пьет и барин, пьет и служка;

Пьют и домосед и странник,
И неведомый изгнанник,
Пьет и старый, пьет и малый,
Пьет и шалый, пьет и вялый,
Пьет и бабка, пьет и дедка,
И мамаша, и соседка,
Пьет богатый, пьет и нищий,
Хлещут сотни, хлещут тыщи.

Сто кругов обходят чаши,
И не сохнут глотки наши,
Коли пьем, не зная счету,
Позабывши всю заботу.
Век без хлеба, век без шубы,
Злобным людям мы не любы,
Но отступит злоба черная,
Нашей правдой помраченная.

Rivi

Тех, кого считают сильным,
Почему-то не жалеют:
Дескать, жалость унижает,
Дескать, жалость ни к чему.
Им положена гитара,
Да еще пустой троллейбус,
Да еще… А впрочем, хватит,
Слишком много одному.

Те, кого считают сильным,
По привычке зубы сжали,
По привычке смотрят прямо
На любой пристрастный суд.
Слабым вдвое тяжелее –
Им нести чужую жалость,
Да еще… А впрочем, хватит –
А не то не донесут.

Rivi

"...— Да. Именно так! Потому что я знаю, чего Зло боится. Не этики твоей, Высогота, не проповедей, не моральных трактатов о порядочной жизни. Зло боли боится, боится быть покалеченным, страданий боится, смерти, наконец! Раненое Зло воет от боли, как пес! Ползает по полу и визжит, видя, как кровь хлещет из вен и артерий, видя торчащие из обрубков рук кости, видя кишки, вываливающиеся из брюха, чувствуя, как вместе с холодом приходит смерть. Тогда, и только тогда, у Зла волосы встают дыбом на башке, и тогда скулит Зло: "Милосердия! Я раскаиваюсь в совершенных грехах! Я буду хорошим и порядочным, клянусь! Только спасите, остановите кровь, не дайте позорно умереть!" Да, отшельник. Вот так борются со Злом! Если Зло собирается обидеть тебя, сделать тебе больно — опереди его, лучше всего в тот момент, когда Зло этого не ожидает. Если ж ты не сподобился Зло опередить, если Зло успело обидеть тебя, то отплати ему. Напади, лучше всего когда оно уже забыло, когда чувствует себя в безопасности. Отплати ему вдвойне. Втройне. Око за око? Нет! Оба ока за око! Зуб за зуб? О нет! Все зубы за зуб! Отплати Злу! Сделай так, чтобы оно выло от боли, чтобы от этого воя лопались у него глазные яблоки! И вот тогда, поглядев на землю, ты можешь смело и определенно сказать: то, что здесь валяется, уже не обидит никого. Никому не опасно. Потому что как можно угрожать, не имея глаз? Не имея обеих рук? Как оно может обидеть, если его кишки волочатся по песку, а их содержимое впитывается в этот песок?..."

Rivi

«Есть такое понятие — „разделяемая реальность“, а на деле это значит вот что. Если новый человек поселится в отдаленной деревне и объявит местным жителям: „Я — эльф!“, то его словам вряд ли будет придано много значения.

Вполне вероятно, что на его голову посыплются насмешки, а, может быть, даже и пиздюли. Местные старожилы, перемывая ему косточки за чекушкой ароматного самогона, примутся судачить между собой: „Послухай, Митроша — да кем он себя мнит?“

Другое дело, когда с таким заявлением выступают полсотни вооруженных ружьями мужиков. К их словам необходимо будет прислушаться, а не то на скороспелых поминках местный поп только руками разведет: „Предупреждали ведь — не смейся над эльфами. Вот и убили, пусть земля ему будет пухом!“»

Grima

«Oдин чувак ушел в монастырь. Тамошние монахи вели очень аскетичный образ жизни, а также давали обет молчания.

Однажды утром к нему подошел настоятель и сказал: "Сын мой, ты здесь уже год и тебе разрешается сказать два слова". Парень ответил: "Мне холодно".

Прошел еще год, и снова к парню пришел настоятель: "Сын мой, ты можешь сказать еще два слова". "Хочу есть" ответил парень.

Так минул еще один год, появился настоятель: "Сын мой, очередной год - очередные два слова." Парень ответил: "Я ухожу".

"Ну и отлично, сколько ты здесь - слышу от тебя одни только жалобы."»